Сказка из Ленинградской коммуналки - Ася Логинова

загадками? – подал голос Красавцев, убирая с носа упавшее угольное перо птицы.

– Не смей сойти на кривую дорогу, иначе потеряешь всё, – прохрипела женщина, пока несколько мышей разом вонзили свои клыки в пятки Лёни.

– Что за бред? – вздохнул парень, но не успел продолжить свою тираду, провалившись куда-то вниз, в свободное падение под протяжное карканье птиц, писк мышей, металлический крик и скрежет человеческих зубов.

Сразу же наступила резкая тишина и кромешная темнота. Лёня открыл глаза и взглянул на привычную белую лампу на потолке. Быстро приняв сидячее положение, он взглянул на целую фоторамку, стоящую на столе. Дверь в комнату резко скрипнула, заставив парня дёрнуться. В проёме стояла родная мама.

– Доброе утро, Лёнечка, – нежно произнесла женщина, зайдя в комнату. – Ты чего такой напуганный?

– Всё хорошо, мам, – устало кивнул Красавцев, откинувшись на подушку. Сон. Это был всего лишь дурацкий кошмар. Надо заканчивать с катками до поздней ночи, они плохо влияют на мозговую деятельность.

– Ты какой-то бледный, – сказала мама и, подойдя ближе к кровати сына, поднесла руку к его лбу. Ладонь матери была тёплая, мягкая, как в детстве. – Вроде бы негорячий. Может, дома останешься?

– Чтобы меня Виевна убила на месте? – риторически задал вопрос Лёня, делая глубокий вдох. – Она потом к зачёту не допустит меня, и пойду я в техникум из философского камня плитку ваять.

– Тоже полезная профессия, – кивнула мама, всерьёз рассматривая данный вариант. – Ладно, собирайся, завтрак уже на столе.

                                       * * *

В нашем городе можно любое здание назвать произведением искусства. Куда ни глянь – везде творения великих архитекторов. Как я уже говорила, люди, живущие в культурной столице с самого рождения, по особенности своей, перестают замечать прелести окружающей их среды. Зачастую красота, она же не на поверхности находится, до неё путь проделать надо. Нравственный или физический – абсолютно неважно. Созерцание и наслаждение изяществом не должны быть легкодоступными, а то все превратятся в людишек-глупышек, для которых неотразимость станет лишь обыденностью. И чему же тогда мы будем радоваться или удивляться? Ничему. Жизнь исчерпает всякий смысл своего существования, превратится в пресную манную кашу с комочками, как в детском саду.

Быть честными, волшебной части нашего мира это будет только на руку. Люди и так перестали верить в существование магических артефактов, перемещения в пространствах и даже в легендарную «Абракадабру». Поэтому даже грифоны в наше время могут свободно летать по ночным улицам Петербурга, а если их кто-то и заметит, то ему попросту не поверят да сплавят в психушку на Пряжке. Тем не менее ради соблюдения кодекса о неразглашении было сделано правило: всякое волшебное животное можно увидеть только в ночь на первое мая – общепризнанный праздник Светлых и Тёмных сил.

Жизнь магов рядом с людишками с каждым столетием становится всё проще за счёт вашего безразличия. Например, раньше, чтобы организовать школу магии, нужно было тащиться за тридевять земель, в далёкую тайгу и ужасные морозы. Там уже ставили «Защиту от глаз человеческих», строили шикарный терем с огромными полями для полётов на ступах, а также с дополнительными конюшнями для сибирских единорогов. Роскошь, одним словом. Живущие рядом непоседливые людишки всё время пытались отыскать любые волшебные проявления вокруг, писали сказки об увиденном, передавали народное творчество из уст в уста. Тяжело тогда было, приходилось и с князьями договариваться, и Орде дань платить для безопасности – страшное время.

Сейчас же всё находится прямо у людей перед носом, буквально в центре города на Кузнечном переулке, 6 стоит известная во всём Волшебном мире «Санкт-Петербуржская негосударственная академия магических искусств и дисциплин». В двадцать первом веке сюда три китайских туриста забрели, и то случайно. Остальные же ежедневно проходят мимо неприметной двери и даже не задумываются, что таится за ней. Мало того что здесь одна из самых красивых парадных города, так ещё и столовая хорошая: салат из алтайского цветка папоротника, коктейль из зверобоя от сглаза, булочки с кремом на основе сока тысячелистника. Это на самом деле не только полезно, но и очень вкусно. Больше всего советую попробовать кофе с расковником, которое поможет вам принять правильное решение. Злоупотреблять им, правда, не стоит: может развиться зависимость и синдром «Я не хочу думать сам».

Кроме буфета у нас ещё имеется актовый зал для проведения торжественных мероприятий и, как вспомню – так вздрогну, ежегодного майского балла. Спортзал мы в нашей экскурсии лучше пропустим, а то сейчас начинаются зачётные нормативы по летанию на ступах, а после этого вышибалы в воздухе. Не советую никому это веселье: слишком много беготни, а толку мало. В учебных кабинетах куда интереснее. Здесь тебе и направления гуманитарных наук, и точных, и естественных, и общественно-социальных. Всё, как у людей, но даже лучше. Наше заведение выпускает первоклассных волшебников, работающих в самых разных сферах и неведомо помогающих простым смертным. Правда, до этого момента магу ещё дожить надо, а не уснуть вечным сном на очередной паре по экспериментальной интегрированной магии.

Красавцеву до счастливого последнего колокола ещё два года работать и трудиться. Он учится на общественно-социальном направлении – будущий юрист, скорее всего. Не зря же вечно ходит с книжками по волшебному праву. Где он только их столько находит? Даже сейчас на перемене он, сидя на подоконнике, вчитывался в строки магического закона. Только вот одну страницу он не мог дочитать уже минут десять: буквы расплывались в глазах, смысл предложений вовсе терялся в пространстве, а голова парня была забита далеко не муниципальной собственностью магического Санкт-Петербурга.

– Ты знал, что чрезмерное учение увеличивает занудство человека? – проговорила Серафима Шишкова, появившаяся, как и всегда, из неоткуда. В простонародье этот конопатый ураган проблем называют Сишей, но на самом деле она обладает неимоверной энергией, которая заряжает всех вокруг. Да и внешность у неё недурная: огненно-рыжие волосы, собранные в небрежный пучок, вздёрнутый нос, рост метр с кепкой и вечный восторженный взгляд. Конечно, так искры в её зелёных глазах загорались только при виде Красавцева, а остальные такой возможности удостоены не были. – Что читаешь-то?

Сиша легко повернула пальцем в воздухе, и книга, перевернувшись, оказалась направленна обложкой вверх.

– Ну и скукотища, – вздохнула Серафима, находясь в диалоге с самой собой. Лёне же было абсолютно всё равно на её комментарии и действия, его равнодушный взгляд был зациклен на стекающих по оконному стеклу каплях дождя. А несколько часов назад Красавцеву казалось, что он разобьётся о землю, как одна из этих многочисленных наименьших частиц конденсированной атмосферной влаги.

Справа раздался крик Сиши. Опять окно, чей-то крик, ещё этого зловещего голоса за кадром не хватает. Лёня обернулся на источник звука и увидел, что девушку напугал залетевший ей в волосы бумажный самолётик. Красавцев лишь устало помотал головой, пока истребитель без труда выпутался из пучка рыжих волос и полетел дальше по коридору, вскоре скрывшись за дверью кабинета алхимии.

– Как точно пролетел! – восторженно сказал Женька Тихомиров, приобнявший Шишкову за плечи.

– Ты совсем сдурел? – прикрикнула Сиша, сбрасывая руки парня. – Тебе до своих малолеток уже дойти лень, начал записочки рассылать? Адреса не перепутай таким боком.

– Ух ты, какая злая, со ступы упала? – усмехнулся Женя, заворачивая манжеты и без того помятой рубашки. – Нет, ты просто завидуешь моим восьмиклассницам.

– Я им соболезную. Какими же надо быть дурами, чтобы повестись на лицемерного идиота, – едко сказала Серафима, гордо вздёрнув нос кверху.

– Сиша, не выплёскивай проявления крошечной самооценки на других, – ответил Тихомиров, нависая над девушкой грозовым облаком, которое умело справлялось со своей задачей – портить Шишковой настроение за считанные секунды.

– Замолчите оба. Вас слушать невыносимо, – наконец подал голос Лёня, окинув друзей неодобрительным взглядом. – Каждый раз одно и то же.

– Нет, Лёнь, скажи же, его слова уже ни в какие рамки не лезут, – возмущённо произнесла Серафима, устрашающе, как